Том 7. Дневники - Страница 72

Вторая — город, ночь, кабак, цыгане, «идьёт», свалка, пение (девушки? слушают за дверью), протокол.

Постоянное опускание рук — все скучно и все нипочем. Потом — вдруг наоборот: кипучая деятельность. Читая словарь (!), обнаруживает уголь, копает и — счастливчик — нашел пласт, ничего не зная («Познание России»). Опять женщины.

Погибает от случая — и так же легко, как жил. «Между прочим» — многим помог — и духовно и матерьяльно. Все говорят: «нелепо, не понимаю, фантазии, декадентство, говорят — развратник». Вечная сплетня, будто расходятся с женой. А все неправда, все гораздо проще, но живое — богато и легко и трудно — и не понять, где кончается труд и начинается легкость. Как жизнь сама. Цыганщина в нем.

Бертран был тяжелый. А этот — совсем другой. Какой-то легкий.

Вот — современная жизнь, которой спрашивает с меня Д. С. Мережковский.

Когда он умер, все его ругают, посмеиваются. Только одна женщина рыдает — безудержно, и та сама не знает — о чем.

23 октября 1915

I действие. Средняя полоса России (Подмосковье). В доме помещика накануне разорения. Семейный сговор, решают продавать именье. Известие о наследстве. Самый мечтательный собирается рыть уголь. Разговоры: уголь «не промышленный». На семейном совете все говорят, как любят свое именье и как жалко его продавать. Один отдыхает только там. Другой любит природу. Третья — о любви. Мечтатель: «А я люблю его так, что мне не жалко продать, ничего не жалко» (Корделия).

II действие. Овраг, недалеко от заброшенной избушки. Сразу — затруднения, не хватает того-то и того-то. Убийство около избушки. Нищий бродяга. Ему дано любовное поручение (разговор: весь мир так устроен: дверь с порогом, потом — калиточка, угол дома, а за углом…).

III действие. Соседнее богатое именье. Помещики смеются над причудой соседей, которая стала притчей во языцех во всей округе. Дочь. Ее жених. Ее встреча и разговор с нищим бродягой. Он ее заинтересовывает. Она обещает прийти к избушке.

IV действие. Дом и овраг. Новые неурядицы. Денег все равно не хватит. Ропот рабочих. — Свидание у избушки. Убийство. Шахты не будет. Именье продают. Инженер, заинтересовавшийся делом, находит уголь промышленный.

8 января <1916>

Одно из действующих лиц: девушка (барышня), которая никогда не имела дела с ужасным. Веселая, «бодро» смотрит на жизнь. Все ее ставят в пример (ему, между прочим). Когда произошло убийство, она кричит: «Ай, не вынесу», мешается в уме. И это ставят в вину ему же.

6 июня <1916>

Инженерская жена: «Ах, это, право, очень мило. — Что ж, эти люди слушаются вас?» (А у него — тайный, унижающий его, сговор со старшим мастером.) — «Не правда ли, у вас есть теперь свой отомобиль? И вы можете делать все, что хотите?» (А он — черный от грязи, по ночам не спит.)

Не хватает матерьялов; рабочие ропщут; пьянство; дело стало; его разбирает охота бросить все. Подвертывается дамочка, с которой можно весело провести время.

Еще — приходит некто бородатый и темный приставать с «белой березкой», Святой Русью и прочим и прочим. Говорит набожно и книжно. Подвертывается <некто> — спекулировать.

Все это — мщение подземных сил, уже потревоженных. Борьба: их надо усмирить и обратить на добро людям. Но он-то, из первых, слабый, сентиментально воспитанный, сам еще плохо «различает добро и зло». И вынести непосильное бремя помогает ему, хотя и поседевшему, одно только упрямство, скука, «многознание» (ни на что, ни на какие соблазны не идет или идет только полшага, ненадолго уступая: это и есть в нем РУССКОЕ: русский «лентяй», а сделал громадное дело, чорт знает для чего; сделал не для себя, а для кого — сам не знал).

Муж инженерши говорит, как бы между прочим: «Дело ваше плохо ладится, я вижу; тут надо практика: знаете, некто Кацнеленсон купил бы у вас это дело, хорошо бы заплатил вам за него. Разумеется, поручил бы купить подставному лицу (черта оседлости…)».

23 декабря <1913>

Совесть как мучит! Господи, дай силы, помоги мне.

Дневник 1917 года

25 мая

Старая русская власть делилась на безответственную и ответственную.

Вторая несла ответственность только перед первой, а не перед народом.

Такой порядок требовал людей верующих (вера в помазание), мужественных (нераздвоенных) и честных (аксиомы нравственности). С непомерным же развитием России вглубь и вширь он требовал еще — все повелительнее — гениальности.

Всех этих свойств давно уже не было у носителей власти в России. Верхи мельчали, развращая низы.

Все это продолжалось много лет. Последние годы, по признанию самих носителей власти, они были уже совершенно растеряны. Однако равновесие не нарушалось. Безвластие сверху уравновешивалось равнодушием снизу. Русская власть находила опору в исконных чертах народа. Отрицанию отвечало отрицание. Так как опора была только отрицательною, то, для того чтобы вывести из равновесия положение, надо было ждать толчка. Толчок: этот, по громадности России, должен был быть очень силен. Таковым оказалась война 1914–1917 года. Надо помнить, однако, что старая русская власть опиралась на очень глубокие свойства русской души, на свойства, которые заложены в гораздо большем количестве русских людей, в кругах гораздо более широких (и полностью или частями), чем принято думать; чем полагается думать «по-революционному». «Революционный народ» — понятие не вполне реальное. Не мог сразу сделаться революционным тот народ, для которого, в большинстве, крушение власти оказалось неожиданностью и «чудом»; скорее просто неожиданностью, как крушение поезда ночью, как обвал моста под ногами, как падение дома.