Штиллинга. — Простак. — Эйлалия. Вейнберг. «Европейский театр», т. I. Обойтись бы, что ли, без V акта (гнусная серость канона, всеуничтожающая пошлость морали).
25 (12) мая
Вот что я пробовал в конце 1917 (вихрь зацветал):
плыл плыл
И шел и шел
снах
Затерян в безднах
Души скудельной
Тоски смертельной
Бросаясь в вихорь вихревой
Всадник мне навстречу
Смерть (4 раза)
Женщина на лошади — в пруд
И каждая вена чернеет весной
Из фонтана всем телом дрожа…
Еще проба:
В своих мы прихотях невольны,
Невольны мы в своей крови.
Дитя, как горестно и больно
Всходить по лестнице любви.
(Сребристый) месяц, лед хрустящий,
Окно в вечерней вышине,
И верь душе, и верь звенящей,
И верь натянутой струне.
И начиная восхожденье,
Мы только слышим без конца
пенье
лица.
Еще (см. 48-я книжка):
На белой льдине — моржий клык
К стене приемного покоя
Носилки прислонил
Русский бред
Зачинайся, русский бред…
…Древний образ в темной раке,
Перед ним подлец во фраке,
В лентах, звездах и крестах…
Воз скрипит по колее
Поп идет по солее…
Три … в автомобиле
Есть одно, что в ней скончалось
Безвозвратно,
Но нельзя его оплакать
И нельзя его почтить,
Потому что там и тут,
В кучу сбившиеся тупо
Толстопузые мещане
Злобно чтут
Дорогую память трупа —
Там и тут
Там и тут…
Так звени стрелой в тумане,
Гневный стих и гневный вздох
Плач заказан, снов не свяжешь
Бредовым
Старое:
Ты не получишь ничего,
Но быть дала ты обещанье
Хозяйкой дома моего.
1903. «Нам довелось еще подняться…»
10. VI. Sprudel.
18. VII. Жницы входят на двор (записная книжка № 6).
Шум смерти
Цыганка, стиснув зубы и качаясь, поет «для них».
Я вошел туда. Толпа гудела.
На эстраде
Стиснув зубы и качаясь, пела
Старая цыганка о былом.
В голосе гортанном и гнусавом
Я услышал тот степной напев
И опять
Стиснув зубы и сложивши руки
И качаясь, также погляжу,
И, припомнив молодость, от скуки
приворожу.
<31 (18) мая>
...<Непосланное письмо к З. Н. Гиппиус>
Я отвечаю Вам в прозе, потому что хочу сказать Вам больше, чем Вы — мне; больше, чем лирическое.
Я обращаюсь к Вашей человечности, к Вашему уму, к Вашему благородству, к Вашей чуткости, потому что совсем не хочу язвить и обижать Вас, как Вы — меня; я не обращаюсь поэтому к той «мертвой невинности», которой в Вас не меньше, чем во мне.
«Роковая пустота» есть и во мне и в Вас. Это — или нечто очень большое, и — тогда нельзя этим корить друг друга; рассудим не мы; или очень малое, наше, частное, «декадентское», — тогда не стоит говорить об этом перед лицом тех событий, которые наступают.
Также только вкратце хочу напомнить Вам наше личное: нас разделил не только 1917 год, но даже 1905-й, когда я еще мало видел и мало сознавал в жизни. Мы встречались лучше всего во времена самой глухой реакции, когда дремало главное и просыпалось второстепенное. Во мне не изменилось ничего (это моя трагедия, как и Ваша), но только рядом с второстепенным проснулось главное.
[Не знаю (или — знаю), почему оно не проснулось в Вас]
В наших отношениях всегда было замалчиванье чего-то; узел этого замалчиванья завязывался все туже, но это было естественно и трудно, как все кругом было трудно, потому что все узлы были затянуты туго оставалось только рубить.
Великий октябрь их и разрубил. Это не значит, что жизнь не напутает сейчас же новых узлов; она их уже напутывает; только это будут уже не те узлы, а другие.
Не знаю (или — знаю), почему Вы не увидели октябрьского величия за октябрьскими гримасами, которых было очень мало- могло быть во много раз больше.
Неужели Вы не знаете, что «России не будет» так же, как не стало Рима — не в V веке после Рождества Христова, а в 1-й год I века? Также — не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что «старый мир» уже расплавился?
17 (4) июня
О «МАКБЕТЕ»
Морозов: Записки Аделаиды Ристори (кажется, переведены на русский язык) 80-х годов («Ricordi е studi artistici», 1887). Ее толкование: в противоположность Макбету, который обладает громадной физической силой, любит бой, великан, — его жена — маленькая, вся может поместиться на его ладони, вся — сила духа. Она не теряет присутствия духа тогда, когда он боится, и только во сне, в состоянии сомнамбулизма, проявляется то, что происходит в ее душе.
Сальвини и Росси — оба школы Ристори. Сальвини, бывший в ее труппе, та ч играл Макбета: великаном, с гривой спутанных волос, с натренированными мускулами, в пестрой шотландской юбке.
Литература о «Макбете» (русская) — в издании Ефрона. Там и статьи о «Макбете».
Немцев надо бояться — они всегда рассуждали о том, что «хотел сказать Шекспир» (особенно Гервинус). Французы тоже философствуют по-своему. Одна из лучших книг о Шекспире — Даудэна (есть два перевода).
Гиедич: Кронеберговский перевод все-таки лучший, хотя он больше подлинника стихов на 400 (то есть минут на 40) и приукрашен; например, слов: «Но эта тень не тень от летней тучки» — нет в подлиннике.